Ангелы здесь больше не живут...

Эта история о безнравственности и чёрствости нашего человеческого и совершенно бесчеловечного общества, о том, как на глазах у всех, и при участии всех, по сути дела, заживо погибал ребёнок… Она основана на реальных событиях и написана от лица девочки, с которой всё действительно так и произошло и происходит по сей день. Cтоя на краю бездны, преданная и отвергнутая всеми, она нашла в себе силы жить дальше. Сегодня, конечно же, ей необходима помощь психолога, психотерапевта, правовая и юридическая, и просто ваше искреннее человеческое сочувствие, участие, поддержка и доброе слово. У каждого персонажа этой истории есть имя и фамилия, а также адрес. Надеюсь, что происшедшее заставит многих взрослых задуматься над судьбой и внутренним миром своих детей, а так же заинтересует правоохранительные органы, для того, чтобы разобраться в ситуации и наказать преступников по закону. Надеюсь на отклик людей, оказывающих реабилитационную и медицинскую помощь в подобных ситуациях, чтобы помочь девушке вернуться к нормальной, полноценной жизни.

Мне 22 года и я ненавижу свою жизнь. Много лет я живу единственной мыслью — свести с нею счёты и удерживает меня от этого шага только одна тонкая ниточка, — мама и бабушка, два очень близких мне человека, которые больше всего на свете любят меня и, которые больше всего повинны в том, что я не хочу жить….

Так можно охарактеризовать моё состояние коротко, уложившись всего в четыре строки. "Почему?!" — подумаете вы. — "Молодая, красивая, талантливая девушка, у которой впереди вся жизнь: любовь, семья, дети, карьера, счастье и удача…". И я отвечу вам, — потому что это всё не про меня… Нет у меня впереди ни любви, ни семьи, ни детей, ни карьеры, а тем более ни счастья и никакой удачи…

История моя проста, ужасна и совершенно не интересна, более того, — она, по сути своей, отвратительна, но если вы готовы узнать как такое может произойти с человеком, как он может дойти до мысли, что не стоит жить, то я готова вам её рассказать. Я хочу рассказать вам мою историю ещё для того, чтобы каждый знал и чётко представлял, — какая ответственность лежит на взрослом человеке за жизнь совершенно беззащитного существа под названием — ребёнок… Говорят, что дети — это маленькие ангелы, спустившиеся к нам на землю с небес. Они, как ангелы, кристально чисты и они любят взрослых совершенно искренне и беззаветно такими, какие они есть… Но как легко могут эти самые взрослые уничтожить маленьких ангелов, даже не проливая их крови…

Начну с того, что вся моя жизнь прошла в одном городе, на одной улице и в одной квартире. Единственным окном в мир стал интернет, через него так просто и легко общаться с незнакомыми людьми, но являющийся всего лишь окном, в которое можно писать свои и не свои умные мысли, выставлять благополучные фотографии, с голливудской улыбкой на лице, можно даже помахать рукой и тебя увидят, можно говорить и тебя услышат, а потом выключат одним кликом мышки…

Итак, я родилась в семье, кратко характеризующейся как "неблагополучная" и с момента, когда начала понимать, что вокруг существует мир, я увидела и осознала, насколько этот мир жесток и несправедлив…

Каждый день, будучи ребёнком, я видела склонявшихся над коляской бабушку и дедушку, по-своему любивших меня, и на их нетрезвые "агукания", моё личико расплывалось в искренней улыбке, глазёнки загорались от счастья, я егозила ножками и размахивала ручками, что приводило стариков в полный восторг и умиление.

Я росла, редко видя маму, постоянно и много работающую, и почти не помнила отца… Все мои воспоминания о нём сводились к просмотру семейного альбома с фотографиями и я точно знала, где на них изображён он, тыкая пальчиком в фото и завораживающим голосом повторяя: "Па-па!". Через семь месяцев после моего рождения, мама рассталась с мужем-алкоголиком, а чуть позже оставила меня на попечение бабушки с дедушкой, в надежде сложить свою неудавшуюся судьбу. И, то ли ей попадались не те спутники жизни, то ли она не там их искала, но ей в этом вопросе фатально не везло! Поэтому далее из своего раннего детства я помню, как мама кричала, заливаясь слезами и кровью, зверски избиваемая сожителем, а я плакала вместе с ней громко, так громко, чтобы о моём детском горе услышали все… Но, увы… Этот дом, в котором мы жили, он был пропитан горем и трагедиями судеб, выкроенных по одному лекалу и из одного куска полотна… Он был пропитан алкоголем, склоками и нецензурной бранью, а самое страшное — безнадёжностью что-либо изменить. Периодически из того, или другого окна слышались душераздирающие вопли бьющихся насмерть в семейных баталиях. Здесь нельзя было вывесить на улице бельё, потому что его своруют, нельзя было возвращаться домой по темноте, потому что тебя убьют, ограбят или изнасилуют, здесь нельзя было доверять соседям, но каждый друг о друге всё знал, и каждый друг от друга ограждался и прятался за дверью, которая спасала от грабежа, неожиданных визитёров, а так же от всех потусторонних звуков, не касающихся никоим образом лично того, кто закрывал её изнутри.

Все события происходят не где-то там в глубинке, а, как это ни парадоксально, в сердце центрального региона, в городе более 400 лет процветающем и разрастающемся, но, тем не менее, есть там такие забытые богом и местными властями уголки. Эти дома, построенные немецкими военнопленными, появились одними из первых в 1950-е годы в разрушенном до основания городе. Они сначала принадлежали воинской части, чуть позже служили коммунальными квартирами на несколько семей и принадлежали местному заводу, потом вступил в силу закон о неподселении, и из коммуналок превратились в полноценное жильё. Сейчас же их футболят от одной организации к другой, так как они признаны аварийными уже много лет и подлежат сносу, но вопрос о сносе затянулся на десятилетия, так как людям при выселении нужно предоставлять квартиры. Тем не менее, на сегодня дом, в котором я живу, остался единственным жилым, стоящим в окружении полуразрушенных собратьев-погодков, ставших укромным местом временных ночлежек для наркоманов и алкашей.

В подвалах дома много лет стоит вода, вонь, бегают крысы и кишат блохи. В подъездах царит полная разруха: прогнившие деревянные ступени, обшарпанные стены, паутины электрических проводов. Во дворах домов догнивают старые постройки полуразвалившихся сараев с главной достопримечательностью посередине — огромной, никогда не убирающейся, зловонной помойкой. Особенно печально выглядит всё после дождя, когда она, размытая водными потоками, перерастает в бурлящую реку и устремляется по руслам дорог с закатанными по краям в несколько слоёв асфальта сливными решётками. В таком ужасе много лет живут и воспитываются из поколения в поколение дети нашего района! Как результат, — это один из самых криминальных уголков города, рассадник наркомании и алкоголизма. Я не оговорилась, "сказав один из…", — можно перечислить ещё несколько таких же районов этого же города в не менее плачевном состоянии…

Поневоле вспоминаешь Булгакова "Собачье сердце":

— Довольно обидные ваши слова. Очень обидные…

— Ну и что же он говорит, этот ваш прелестный домком?

— Вы его напрасно прелестным ругаете!

— И как же вам угодно именоваться?

— Полиграф Полиграфович…

Вот в таком доме я и живу, представляя собой третье поколение моей семьи!

В качестве лирического отступления и справедливости ради, скажу несколько слов о центре нашего города, на удивление и восхищение, завораживающе-красивом: вылизанные до блеска улицы утопают в зелени и цветах, многочисленные театры, памятники и музеи сверкают и заманивают зеркальные витрины магазинов и бутиков, торжественно упираются в облака новые микрорайоны с многоэтажками, построенными по передовым мировым технологиям и проектам…

Мои дедушка с бабушкой всю жизнь проработали на местном заводе, чтобы получить это самое жильё, и, худо-бедно, они прожили в нём всю жизнь, вырастив двоих детей, вынянчив внуков и состарившись.

Я поднимаюсь каждый день по прогнившим и стонущим под ногами ступеням на второй этаж моего дома. Именно в этой квартире мне довелось сказать первое слово, в этом дворе я сделала первые в жизни шаги и в этой квартире я много лет смотрела с грустью в окно, изо дня в день ожидая маму… Иногда я ловлю себя на мысли о том, что вполне возможно, когда-нибудь, переехав в новое жильё, я буду тосковать по этому вонючему подъезду и прогнившим ступеням, буду тосковать по тому месту на земле, которое больше всего на свете боюсь и ненавижу…

Мне было шесть лет, на улице стояла изнывающая летняя жара, бабушка собиралась на работу и отвела меня к соседке, она была добрейшей души человеком и часто смотрела за мной. Немного поиграв во дворе, я направилась в квартиру двоих соседских детей, которые пригласили меня к себе поиграть. Это было совершенно нормально и естественно, так как дом состоял из трёх подъездов и все жильцы хорошо знали друг друга. В квартире, помимо детей, находились их бабушка с дедушкой. Вдруг ко мне подошёл дедушка детей и сказал: "Пойдём со мной, я тебе дам конфету". Я, ничего не подозревая, обрадовалась и побежала за ним в соседнюю комнату. Как только мы там оказались, дедушка закрыл плотно двери, схватил меня за шиворот и швырнул на кровать. Я совершенно не понимала, что происходит и очень испугалась. У меня было странное состояние полного оцепенения. Пожалуй, в этот момент, я чувствовала себя тряпичной куклой. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и даже кричать не могла! На меня всей тушей навалился дед… Далее я помню только острую, пронизывающую насквозь боль, помню, что лежала на кровати и из глаз катились слёзы, помню, что открылась дверь и в комнату заглянула бабушка детей. Мы встретились с ней взглядом, я молила её глазами о помощи, хотела закричать, но не смогла издать ни звука… Она молча несколько минут смотрела на меня, а затем закрыла за собой плотно дверь…

Я не помнила сколько прошло времени с того момента, как я оказалась в комнате один на один с насильником, но как только он отпустил меня, сразу же заторопилась уйти из их дома. Я выскочила на лестничную клетку и опрометью побежала вниз по ступеням, слыша, как следом за мной несутся бабушка с дедушкой моих компаньонов по игре. Соседка открыла мне двери, и я вихрем ворвалась в квартиру, чуть не сбив её с ног и, опрокинув на пути ведро, добежала до кровати в спальне, забилась там в самый дальний угол. Практически следом за мной прибежали насильник с женой, они чуть было не схватили меня у самой двери соседки! Беззвучно, задыхаясь от слёз и боли, я лежала под кроватью, прижавшись к полу, меня знобило, сильно болел живот, постоянно хотелось в туалет по-маленькому. Никакие уговоры не помогли женщине вытащить меня оттуда. В таком странном состоянии и обнаружила меня у соседки бабушка, придя вечером с работы.

"Не знаю, что происходит с твоей внучкой," — сказала соседка, — но она сидит целый день под кроватью и плачет". Вытащив меня оттуда, бабушка пыталась расспросить, что же случилось, но я упорно молчала, и в дальнейшем никому ничего не говорила, да и, честно говоря, никто ни о чём меня больше и не расспрашивал…

Моё внутреннее душевное состояние было ужасным. Я стала всего бояться, — подпрыгивала при каждом шорохе, крике или стуке, звонков в дверь или телефонных звонков. С того момента внутри меня поселился цепенеющий страх. Иногда ночью я вскакивала, задыхалась и мне казалось, что на меня кто-то наваливается и душит. Я хватала ртом воздух, не в силах произнести ни звука. Мама с бабушкой не могли понять, что со мной происходит и решили, что кто-то меня сильно напугал. Стали таскать по бабкам и выливать испуг. Прошло какое-то время и мне действительно стало лучше, вроде как все мои переживания, страхи утихли, не проходили только боли внизу живота и вечные позывы к мочеиспусканию. Я снова играла с теми детьми в том же доме, только теперь предварительно спрашивала, — нет ли дома их дедушки. И, если его не было, то бежала к ним играть. Тогда я даже не осознавала, насколько рискую попасть снова в лапы деда! Так оно и случилось. Завидев меня, ненавистный дед направился в мою сторону, и я, не имея уже путей к отступлению, тихонько стала просить детей: "Если ваш дедушка придёт за мной, то не отпускайте меня ни за что, пожалуйста, очень прошу вас!" "Ага, хорошо, — кивнули головами в ответ детишки". Но дед подошёл к нам и тут же схватил меня за руку. Я стала сопротивляться, извиваться и плакать, упала на пол, тогда он схватил меня за руку и за ногу и поволок в комнату. Я кричала детям: "Как же так?! Вы же говорили, что не отпустите меня к нему?!". Но они думали, что всё это игра и в ответ только весело смеялись…

В следующий раз я играла на улице во дворе, — из открытого окна педофила доносились звуки гармони, а во дворе перед подъездом сидели женщины. Дед, закончив играть, высунул голову из окна: "Ага! Ты здесь! Ну-ка, иди ко мне, я тебе отсыплю конфет!", — крикнул он мне. "Иди за конфетами, что мнёшься!", — подтолкнула меня к зияющей темнотой подъездной двери одна из женщин. "Не хочу я никаких конфет,", — пробубнила я ей в ответ. "Ну, так, где ж сама не хочешь, иди принеси нам!". Я была так воспитана, что не могла перечить взрослым ни в чём, поэтому на ватных ногах поплелась наверх к деду за конфетами для женщин… Потный, смердящий алкоголем мерзавец уже поджидал меня у открытой настежь двери своей квартиры…

Он насиловал меня четырежды, отлавливая на улице возле своего подъезда, когда никто не видел, и я уже не сопротивлялась, а шла покорно молча за ним, опустив низко голову, в полном оцепенении, как кролик в пасть к удаву. Помимо животного страха во мне теперь жила какая-то вакуумная пустота, я парила в ней, как в невесомости, не осознавая вокруг себя ни времени, ни пространства, ни того, что со мной происходит… Я стала безропотной, молчаливой, униженной и растоптанной жертвой и мне было всё равно, живу я или нет, я просто не ощущала себя живой…

Ко мне вернулись мои кошмарные сновидения, я вновь вскакивала в ночи, жадно хватая ртом воздух, обливаясь холодным потом. Иногда мне казалось, что я уже умерла, и я ангел с окровавленными обрубленными белыми крыльями, что я лежу совершенно холодная и бездыханная в гробу. Я приходила в себя от того, что меня сильно тормошила мама за плечи и, перепуганная, что-то кричала. Какое-то время, после пробуждения, я никак не могла понять, где нахожусь и никого не узнавала… Мама прижимала меня к себе, плача, и, согревшись её теплом, я постепенно приходила в себя, обретая сознание…

Я не знала, что с этим состоянием делать, врачи разводили руками, и говорили, что физически я совершенно здорова, да и в моём психическом состоянии они не видели никаких отклонений. Мама и бабушка были в полном отчаянии и непонимании, а я чувствовала, что со мной происходит что-то совершенно необъяснимое и ненормальное, забирая по каплям мою жизнь… У меня полностью пропал аппетит, интерес ко всему, что происходит вокруг, я стала ещё больше бояться звуков, при виде людей впадала в панику, у меня практически не было друзей и все считали меня странной. Единственное место, которое я продолжала посещать, была школа, но и туда ходила с большой неохотой, часто выискивая причину не пойти и вовсе, так как там надо мной все смеялись, из-за того, что я через каждые пять минут отпрашивалась в туалет. Ученики смеялись, а учителей это сильно раздражало, и они подшучивали с издёвкой. Я чувствовала к себе нескрываемую неприязнь, и со мной никто не хотел дружить. Это нежелание посещать школу объяснялось ещё и тем, что очень часто, возвращаясь со школы, я сталкивалась с дедом-насильником, и тогда внутри меня всё холодело и цепенело от неописуемого никакими словами ужаса и страха. Я до смерти боялась, что он снова схватит меня и потащит к себе домой! Интуитивно чувствуя, что он смотрит на меня в упор, опустив голову, я старалась, как можно скорее, насколько это возможно было на одеревеневших от страха ногах, пройти мимо. Инстинкт жертвы, — так бы я назвала сегодня то, что испытывала тогда…

Мне исполнилось десять лет, но душевная и физическая боль продолжали терзать меня, они были так сильны и нестерпимы, что я не могла уже держать всё внутри… Я поняла, что надо обязательно кому-то высказаться, иначе эта боль разорвёт меня на части. У меня была единственная подруга, которой я, улучшив момент, и решилась всё доверить. Тогда я впервые за все эти годы разревелась, плакала долго и навзрыд, а подруга, совершенно шокированная услышанным, посоветовала мне немедленно рассказать всё маме. Она смогла убедить меня, и оставалось только подумать, как это осуществить.

Мама, выслушав, обняла меня дрожащими руками и долго плакала, потом хотела убить соседа, но не сделала этого, потому что тогда бы я осталась совсем одна, потом думала, как его наказать, хотела пойти к участковому, но решила, что это тоже невозможно, так как он сам работал в милиции и, конечно, ему больше поверят, чем нам. Да прошло с тех пор более четырёх лет, доказать факт изнасилования было бы трудно, но больше всего прочего она, как и я, боялась огласки и позора, поэтому мы решили молчать. Я умоляла маму не рассказывать ничего бабушке и тогда ещё живому дедушке и никуда не обращаться. У нас не было никакой защиты, что мы могли сделать три женщины без денег, без связей и без поддержки?! Как противостоять всему этому?!

Но вскоре меня подстерегла ещё одна беда, о которой я даже не ведала и не гадала… Моя тайна стала достоянием всего нашего района, благодаря той самой подружке, которой я её когда-то доверила… Нелепая случайность, как обычно это бывает у детей, она поделилась моей тайной с другой девочкой, а та уже разнесла по всему району…

"Шлюха", "Проститутка", "Ты трахаешься с молодыми и старыми", "Пойдём сегодня со мной, — тебе же всё равно с кем?!."- это теперь неслось мне в след, ножом впиваясь в сердце… Я ходила по улице, не поднимая глаз. Жить стало совсем невыносимо. Я запиралась у себя в комнате и снова не выходила на улицу, а потом и вовсе перестала подниматься с постели. Так я пролежала более четырёх лет. У меня болело всё тело и все мышцы, у меня болело сердце, то выскакивая из груди, то затихая так, что вовсе не слышно было его толчков, и разрывалась в клочья душа…

Снова была попытка к суициду… Я пришла в себя от причитаний и слёз мамы… Она единственная, кто не предала меня за всё это время и продолжала оставаться со мной рядом… Мы рыдали, обнявшись, и она повторяла вновь и вновь: "Кровинушка ты моя… Что задумала… Я же умру без тебя! Ты единственная, ради кого живу… Это я во всём виновата. Прости меня, пожалуйста, девочка моя…" Сердце моё сжималось от её слов ещё сильнее, и мне было несказанно жалко маму. Сколько я ей причиняю боли…

В один из дней до меня дошли слухи о том, что у деда-насильника сын сел в тюрьму за зверское изнасилование маленького мальчика. Говорили, что он не просто изнасиловал этого ребёнка, но и заставил его съесть собственный кал. Парня посадили в тюрьму на длительный срок. Мысль о том, что произошло, не давала мне покоя. Я думала и анализировала случившееся и пришла к тому, что это произошло не случайно, что, скорее всего, дед насиловал и собственного сына, или, может, парень стал свидетелем насилия деда над кем-то… (я уверена, что не являюсь его единственной жертвой), на этой почве парень стал таким же монстром.

Впоследствии сын попал под амнистию и его выпустили на свободу. Выйдя из тюрьмы, он не просыхая пил, нигде не работал, а затем вскоре и умер, в состоянии сильного опьянения, замёрзнув под дверью родительской квартиры. Мысль о том, что к трагической судьбе сына причастен его собственный отец не покидала меня.

Мы продолжали безрезультатно ходить по врачам. Нам советовали поменять место жительства, хотя бы переехать в другой район, но это было совершенно невозможно из-за отсутствия финансов в первую очередь, советовали обратиться к одному, другому, третьему специалисту… мы шли, рассказывали, снова шли и снова рассказывали мою историю… Некоторые сочувствовали и старались помочь, но были и такие, которые с идиотской ухмылкой задавали мне некорректные вопросы, а один вообще был похож на маньяка… Вся мамина зарплата в 15 000 рублей уходила ежемесячно на лекарства, частных врачей и надежды на моё выздоровление. На бабушкину пенсию оплачивали квартиру и жили.

Какое-то время наступило просветление. Мне стало лучше, я не только нашла в себе силы встать с постели и выйти из комнаты, а поступила в институт и даже два с половиной года отучилась там! Стала заниматься в модельном агентстве.

Но, видимо, нагрузка на мой организм и нервную систему была слишком велика, в этот же период умирает мой дедушка, что и послужило в совокупности толчком к новому рецидиву заболевания… Ещё с большей силой стали накатывать боли в животе, приступы страха и появились высыпания на коже, которые я постоянно расчёсывала до покраснений и болячек.

Глядя на всё это, в 2010 году доктор прописывает мне антидепрессанты и я начинаю их пить. Лекарство оказалось таким сильным, что полностью подавляло во мне как положительные, так и отрицательные эмоции, наступило состояние полной апатии. Забросила учёбу, занятия в агентстве и снова замкнулась в четырёх стенах.

Изредка я стала посещать церковь и заметила, что моё душевное состояние после визитов в храм улучшается. Кто-то порекомендовал нам походить на массаж, с горем пополам мама уговорила меня посещать бесплатный массажный кабинет. Спазмы в мышцах действительно уменьшились. После массажа я чувствовала себя гораздо лучше. Массажистка была очень любезна и внимательна ко мне. Как-то зашёл разговор, и массажистка поинтересовалась, почему несколько лет я не выходила из дома и мы рассказали ей мою печальную историю.

Она тут же предложила помощь, сказала, что работает в городской службе на телефонах доверия и они помогают многим людям, попавшим в сложные жизненные ситуации… Так мы оказались в секте "пятидесятников", что узнали и поняли не сразу, а по истечении некоторого времени. Это было нелицеприятное сборище, собиравшееся на сьёмной квартире, состоящее из калек, суицидников, психически больных, алкоголиков, наркоманов и умственно отсталых людей, особенно много было детей.

Они играли в какие-то совершенно дурацкие и непонятные игры, где руководитель секты выполнял роль бога, и все должны были ему поклоняться… Мне совсем не понравилось всё, что происходило в стенах этой квартиры, и я решила больше не ходить в секту. Но уйти хотелось по-человечески, я купила торт и пришла попрощаться со всеми, сказать спасибо за то, что они помогли мне окончательно определиться с выбором религии, я сказала так же, что буду теперь посещать православную церковь. Это явно пришлось им не по нраву… И, хотя внешне они не проявляли какого-либо неудовольствия, но по глазам и по словам чувствовалось, что мой выбор их разозлил. Мы попили чай с тортом и сектанты предложили мне в последний раз пойти на службу, но я отказалась, тогда мне предложили зайти в комнату, где просто прочитают молитву за моё здравие. Я поверила и вошла в комнату, оставшись наедине с какой-то женщиной. Та стала быстро шептать молитву, я не понимала ни единого слова, пытаясь прислушиваться к тому, что она говорит.

И вдруг со мной начали происходить странные вещи! У меня было такое состояние, что мой разум и моё тело разделились. Я всё прекрасно помнила, но моё тело и мой голос стали совершенно мне неподвластны, я как будто видела и наблюдала себя со стороны! Это был абсолютный кошмар! Что самое интересное, я отчётливо помню всё, что со мной происходило! Помню, как упала на колени кричала разными голосами, в том числе и каким-то мужским голосом, говорила на непонятном мне самой языке, плакала, смеялась одновременно, кидалась из стороны в сторону, ползала по полу на четвереньках и при этом у меня были совершенно безумные глаза… Видя моё состояние, женщина бросила читать молитву и стала названивать кому-то по телефону. Тут же приехали трое мужчин и женщина (они были тоже сектантами), закрыли наглухо дверь и никого не пускали в комнату, окружив меня, снова начали уже все вместе, что-то быстро читать. Мои руки стали душить меня же саму, один из сектантов стал давить мне на какие-то точки в области желудка… Я орала от нестерпимой боли! Моей маме позвонила девушка, которая меня знала, и тоже посещала эту секту, она сообщила, что со мной происходит, и в каком я нахожусь состоянии. Мама немедленно приехала, но её долго не пускали ко мне в комнату, говорили, что туда нельзя и что из меня изгоняют бесов и дьяволов… В конце концов, она забрала меня домой совершенно в бессознательном состоянии. Кто знал, что придя на процедуру массажа, я попаду в секту, и меня введут в транс, посредством гипноза, я уверена, что это был именно гипноз!

Дома со мной продолжалось то же самое: я никого не узнавала, говорила на непонятном языке мужским низким голосом, несла какую-то абсолютную околесицу, рычала, как зверь, порывалась вернуться к сектантам и кричала, что хочу назад к ним, что я не доела там торт и не допила чай… Я стала биться головой об стену и, если бы бабушка не подставила свои руки, то, наверное, убилась бы насмерть от таких сильных ударов, потом ворвалась в кухню и, схватив нож, пыталась покончить собой, мама выбила у меня из руки нож, скрутила руки и крепко держала, чтобы я ничего не сделала с собой… — в общем, вела себя, как сошедшая с ума… Этой же ночью мой крестный (мамин родной брат) помогает нам уехать в монастырь в нескольких километрах от нашего города. Было начало лета 9 мая 2012 года.

В монастыре нас с мамой поселили в Храме Тихона Задонского и теперь я думала, что нахожусь в раю. Я не узнавала маму и вообще никого вокруг не узнавала, ругалась матом на батюшек (хотя, никогда в жизни не ругаюсь и терпеть не могу мат!), я плескала святой водой в иконы, танцевала и пела на весь Храм какую-то непонятную песню (запомнила даже слова: "Нет войны — есть добро, нет войны — есть добро, Боженька помоги, душу ты мою спаси!"). В результате всего этого кошмара я сорвала службу в монастыре…

Меня повели к мощам Тихона Задонского, но я не смогла к ним подойти и даже трое крепких мужчин, не могли меня сдвинуть с места, такой я обладала в этот момент совершенно сверхестественной физической силой. В монастыре мы провели пять суток и оттуда меня увезли на "Скорой помощи" в психиатрическую больницу в полусознательном состоянии. Я никогда не предполагала, что такое может вообще происходить, а тем более со мной! Это всё было, как в кошмарном триллере и я не подозревала, что когда-нибудь окажусь в главной роли такого триллера…

Скорая приехала достаточно быстро, меня крепко спеленали в усмирительную рубашку и отвезли в психиатрическую больницу. Там несколько дней мне делали какие-то жуткие уколы, после которых я впадала в полное забытьё. Неделю я пролежала связанная, с хомутом на шее и без сознания, одна в палате с решётками на окнах. Что я там пережила и испытала за два месяца пребывания, лучше и не вспоминать! Расчёсывая запутанные в плотные клубки мои волосы, мне повыдирали половину из них, на меня кричали и насильно пичкали лекарствами, раздирая рот и оставляя синяки на скулах, больно лупили по щекам, чтобы привести в чувства, ко мне никого не пускали и запирали одну в боксе, где я металась, кричала, плакала, тарабанила в двери и умоляла отпустить меня домой. Ни одну передачку с едой и одеждой, передаваемую мне моей мамой, я так и не получила, питаясь совершенно безвкусными водянистыми больничными кашами и получая на обед кусок плесневого хлеба и тарелку неопределённой жижи, называемой супом. Маме же говорили, что со мной всё в порядке, что я передаю спасибо за передачки, и что я в данный момент хорошо себя чувствую и смотрю телевизор, только встречи, пока что, не разрешены лечащим врачом… Каждый вечер меня связывали и одевали снова хомут на шею, тело моё затекало за ночь и страшно болело, я не могла ни перевернуться на бок, ни даже пошевельнуться. Утром ко мне приходили санитары или медсёстры для того, чтобы развязать на день. Я пыталась встать на ноги и снова падала, то ли от того, что мои конечности одеревенели, то ли потому, что во мне осталось 39 килограммов и я просто не могла стоять на ногах от бессилия и истощения… Каждый день я успокаивала себя одной только мыслью и верой, что когда-нибудь всё это закончится…

Пока я лежала в психбольнице, мама обратилась в милицию с жалобой на сектантов, но у неё даже не приняли заявления и отказали в возбуждении уголовного дела, мотивировав это тем, что я совершеннолетняя, сама пришла в секту, никто меня туда силком не затягивал…

Прошли две недели, ко мне вернулось сознание, и я переселилась в палату, из которой могла выходить, свободно передвигаясь по больнице. Увидев обитателей этого заведения, я ужаснулась от одной только мысли, что многие из них проводят здесь долгие годы! Один постоянно улыбался и что-то бубнил себе под нос, другой раскачивался, как маятник, и ходил по кругу, третий измерял, зачем-то, локтями все подоконники и дверные проёмы, четвёртый остервенело чесался, нервно дёргаясь… Я поняла, что если не выберусь из этой ямы, то точно сойду с ума, как они…

На стенах в больнице было много икон и я стала ночами приходить к ним молиться. Обращение к богу спасало меня от безумия и помогало пережить весь этот ужас, в котором, как мне казалось, я нахожусь по какой-то роковой случайности. Именно психушка научила меня выживать без помощи и участия родных, никто не скажет тебе ласкового слова, не придёт на помощь, никто за тебя не заступится и не поддержит в тяжёлую минуту, ты там совершенно один, наедине со своими мыслями, поступками и трагедией! Я не знаю, честно говоря, как в этих стенах можно выздороветь?! Скорее всего, если туда попадёт нормальный или относительно нормальный человек, то шансов остаться психически здоровым у него, практически, не будет…

Через неделю пребывания в этом заведении я поняла, что, чем больше буду оказывать сопротивление и требовать, тем дольше буду там находиться. Я присмирела, врала врачам, что хорошо сплю ночами, что мои кошмары прошли, добросовестно начала пить все приносимые мне лекарства, но после них возникали полная эйфория и пофигизм, — я чувствовала, что превращаюсь в овощ… Тогда я стала хитрить и делать вид, что пью таблетки, а сама потихоньку спускала их в унитаз. Но вести себя продолжала безукоризненно. В общем, делала всё, чтобы через два месяца меня отпустили домой.

Как это ни странно будет звучать, но я с радостью летела домой, как на крыльях! Боже, как хорошо дома после психушки! На пороге меня встретил весёлым лаем, бросившись навстречу, мой любимый пёс, тут же у двери ласково потёрся мне об ноги, довольно мурлыкая кот, на кухне суетилась бабушка, колдуя над благоухающим и щекочащим ноздри аппетитно-ароматным ужином, в моей комнате ожидал сюрприз, приготовленный мамой, — плюшевый медведь, радостно раскинувший для объятий свои большие мягкие лапы. Я прилегла на диван и почувствовала, что матрац подо мной тёплый! На улице стояла холодная погода и в доме уже давно не отапливали, мама залезла по уши в долги и купила мне матрац с подогревом… Даже стены в комнате чинно-трогательно сияли новыми свежими обоями в ожидании меня. Я была счастлива! Мне захотелось пойти на улицу, погулять со своей собакой! "Мам, я сейчас! Погуляю с собакой и вернусь!", — крикнула я, выскакивая за дверь.

Во дворе я поздоровалась с соседкой и хотела пойти дальше, но меня остановил её вопрос: "Так чё? Вернулась уж из психушки?" Что надо было мне ей ответить?! Настроение провалилось в бездонную пропасть воспоминаний… Я проглотила слёзы и прошла молча мимо. Далее мне встретился на пути мой одноклассник. "Привет! Ну как ты? Это правда, что ты в психушке лежала?", — спросил он с нескрываемой насмешкой и издёвкой в голосе… Потом попалась стайка девочек, шушукающихся и косящихся в мою сторону: "Смотрите, смотрите, это та, у которой "кукушка улетела"!", и они дружно прыснули от смеха…

Домой я бежала, не видя от слёз перед собой дороги… Я с силой захлопнула за собой дверь комнаты и не вышла на ужин… Ночью ко мне снова явился кошмар, он тоже, оказывается, меня поджидал… Я металась в сонном бреду, убегая от кого-то в промозглую и сырую темноту ночи, задыхаясь и, стараясь отбиться от вдруг навалившегося и вцепившегося в меня соседа-насильника… Очнулась от прикосновений мамы. Она обняла меня за плечи, прижавшись к моей щеке своей мокрой от слёз щекой. Мама… бедная моя мама. Она ещё совсем не старая и очень интересная женщина, похудела, бледное лицо без каких-либо следов косметики, осунулось и вытянулось, её выцветшие от слёз глаза потухли… Мне было больно на неё смотреть, и я уже плакала не от своих ужасных сновидений, а от того, что мама за меня так сильно переживает… "Мама, я хочу в монастырь. Хочу быть ближе к Богу. Мне с Богом не страшно…", — прошептала я тихо.

Мы приехали снова в монастырь. Мои приступы, жуткие сновидения, рычание и крики на непонятном языке продолжались… Батюшка благословил меня сходить в купель. Даже не думала, что дорога в купель будет столь тяжела для меня! Мои ноги одеревенели, и я не могла их передвигать, и, чем ближе я продвигалась к купели, тем тяжелее мне давался каждый шаг…

С надеждой и верой, с искренней душой, омытой слезами, израненной и стонущей от боли, с перебитыми крыльями, я пришла в монастырь, а после монастыря — в храм в нашем городе. Я пришла к вере сама и привела моих родных бабушку и маму, я действительно осознанно пришла к Богу, пройдя через все страдания, во имя спасения своей души и душ моих близких. Эта вера научила меня жить и радоваться жизни, несмотря ни на что…

Я много говорила с батюшкой, и на многое он открыл мне глаза. Постепенно через церковь и веру я пришла к мысли о том, что человек, сломавший мне жизнь ещё более несчастен, чем я, — его жертва, и, что вовсе не следует его ненавидеть, а за спасение его грешной души следует помолиться и даже набраться сил и мужества, чтобы простить его… Я нашла там, в церкви, такую же израненную и искалеченную душу — парня, бывшего телеведущего и наркомана в настоящем, с такой же переломанной судьбой, живущего при храме со светлой верой в своё исцеление… Впервые мы встретились с ним глазами на службе, и я почувствовала, что между нами вспыхнула маленькая искорка надежды… Мы оба, стояли посередине церкви, сложив руки и подняв глаза, полные мольбы к Богу, под устремившийся ввысь купол, как ангелы с оторванными и окровавленными крыльями, мы просили бога об одном и том же…